Искусствовед Леся Авраменко — о творчестве и тяжелой судьбе Виктора Зарецкого

В столице презентовали монографию «Весы судьбы Виктора Зарецкого». Ее автор-составитель Леся Авраменко около четверти века посвятила исследованию творчества художника. Картины мастера сегодня продают за $50—100 тысяч, хотя при жизни ему приходилось считать копейки. О его семейной трагедии можно снимать сериалы, посвященные судьбе шестидесятников. О том, как погибла жена художника Алла Горская, а он едва избежал тюремного заточения, ЛЕСЯ АВРАМЕНКО рассказала «Известиям в Украине».

 

Вы с Виктором Зарецким при его жизни были творческими друзьями. А как прошло ваше первое знакомство? 

Я увлеклась творчеством Зарецкого, когда увидела его работы на художественной выставке в 80-е годы. Меня покорили его женские портреты, захотелось познакомиться с автором. Я сказала об этом известному искусствоведу Александру Соловьеву, который тогда руководил выставочным отделом Союза художников. Тот сначала отнесся скептически, но потом предложил мне написать статью о художнике в журнал «Украина». Я обрадовалась, и побежала к Виктору Зарецкому в мастерскую. Когда он открыл дверь, я увидела полноватого добродушного мужчину. Зарецкий заулыбался: «Вовремя пришла, сейчас редко кто отличается пунктуальностью. Я твои каблучки еще с первого этажа слышал». И стал спрашивать, что я хочу о нем написать. Он посетовал: «Обо мне многие обещали написать, но заканчивалось тем, что либо их не печатали, либо статьи выходили оскорбительными». Но я его успокоила, что готовлю вступительное слово к альбому, который тогда должен был выйти, и для журнала. Ведь мне пообещали: «Сейчас мы напечатаем статью о Зарецком, а следующей будет статья об Алле Горской». Шел 1989 год, в то время писать о Зарецком было очень смело. Ведь он был запрещенным автором для широкой публики — диссидентом, изгоем в обществе. Поэтому когда стали появляться мои статьи, он был счастлив.

Как получилось, что вы стали его моделью наряду с известными актрисами и художницами? 

Зарецкий писал тех, кто был рядом. Актрисы и художницы, которые остались на портретах, были его хорошими знакомыми. Они оказывались в его поле зрения в нужное время. Зарецкий последние годы жил в Пуще Приозерной, где находился дом творчества писателей. К литераторам часто приезжали артисты, родственники, знакомые — художник писал каждого, кто не отказывался позировать. Он был тонким ценителем женской красоты. Но это все выглядело не так романтично, как может показаться со стороны. Конечно, были среди его моделей актрисы — Мария Капнист или Раиса Недашковская. Но красоту он мог увидеть и в обычной женщине. А я к нему ходила на уроки рисования, и как-то он заявил, что хочет написать мой портрет. Нетрудно догадаться, что я об этом мечтала с того момента, как увидела его живопись. Однако Зарецкий сделал тогда только несколько рисунков. А через пару лет, уже после операции он вдруг сказал: «Давай я закончу твой портрет». И завершил его буквально за два сеанса.

 

Зарецкого пытались обвинить в убийстве Горской

Почему он считался диссидентом, ведь в его творчестве нет никакой крамолы? 

Из-за его жены, известной правозащитницы Аллы Горской. Зарецкий был революционером в искусстве, а не в социальной жизни. Алла была очень активной, помогала выйти на свободу политзаключенным, составляла письма с просьбами к властям, и он тоже их подписывал. Конечно, он поддерживал жену и ее друзей-шестидесятников. Одно время он возглавлял диссидентский клуб творческой молодежи «Современник». Потом его сменил известный режиссер Лесь Танюк. Поэтому когда убили Аллу Горскую, обвинить сначала пытались Зарецкого, а потом его отца.

Как это произошло? 

Сначала Зарецкого пытались посадить в тюрьму, но у него оказалось железное алиби. Тогда органы выдумали историю, будто отец убил невестку, чтобы защитить сына от ее дурного влияния.

На чем основывались эти обвинения? 

Эта история очень странная и до сих пор неразгаданная. Началось все с того, что Алла собралась ехать к свекру в Васильков. Ее должен был сопровождать Зарецкий, но он почувствовал себя очень плохо, и остался дома. К нему приехали три друга, с которыми он пробыл все это время. Так что Горская поехала на такси одна. Когда через несколько дней она не вернулась домой, Зарецкий послал ей телеграмму с уведомлением о вручении. Пришел ответ с почты: дома никого нет. Зарецкий забеспокоился, и решился ехать в Васильков. Но тот автобус, в котором он находился, перед Васильковым перевернулся, и многие пассажиры пострадали, хорошо, что никто не погиб.

 

Зарецкий после аварии побежал к дому отца — весь в крови, изрезанный оконным стеклом. Это был конец ноября, выпал первый снег, и было видно, что к дому никто, кроме почтальона, не подходил — снег был нетронутым, только его следы. Художник кричал, звал, но ему никто не ответил. Он был в недоумении, ведь старенький отец обязательно должен был быть дома. Тогда Зарецкий позвонил в Киев, поднял на ноги друзей Аллы — правозащитников Евгения Сверстюка и Надежду Светличную. Они были людьми опытными: вызвали милицию, взяли понятых, открыли дом. И в подполье нашли убитую топором Аллу Горскую. Но отца нигде не было. Его труп вскоре нашли на соседней станции — с отрезанной головой. Сказали, что он бросился под поезд. Но у милиции возникла версия, будто отец убил невестку, а потом покончил жизнь самоубийством. Следствие очень долго длилось, а труп отца лежал в закрытом гробу, поэтому Зарецкому пришлось согласиться с версией следствия и похоронить останки.

Как ему удалось это пережить? 

 C трудом. Он стал слышать голоса, видел отца, Аллу, разговаривал с ними. В то время мастер писал очень страшные черные картины. Они тоже вошли в книгу. Но потом Зарецкий взял себя в руки и переключился на светлое творчество. Он поехал в Прибалтику, потом на Дальний Восток. Писал без устали с натуры — и вылечил себя работой. Даже освоил на местном заводе технику фарфора, начал делать изумительные скульптурки детей, птиц. А через семь лет он встретил Майю Григорьеву, подругу Аллы Горской. Когда они поженились, Зарецкий переселился к ней в Пущу Озеную. Там он работал с упоением, писал в день по два-три этюда и постепенно вернулся к своей красочной и сочной живописи.