Театр должен быть понятным

 Успех приходит к театру тогда, когда там понимают, что зритель является таким же важным участником спектакля, как драматург, режиссер, актер. Хороший театр, как и хорошее кино — это долгоиграющее искусство. Я не хочу хвастаться, но у меня есть спектакли, которые шли по 25 лет. Я и спонсорам объясняю, что резонанс от одного спектакля, конечно, меньше, чем от концерта заезжей эстрадной звезды. Но звезда дает один концерт за год, а спектакль идет как минимум три раза в месяц.

 

Эти особенности характера Виталия Малахова отразились и в его творческой биографии. Ему было немногим за двадцать, когда он в конце 70-х годов стал режиссером Киевского театра эстрады, где вместе с ним начинала целая россыпь нынешних признанных театральных и шоузвезд.Через несколько лет он вместе со своими друзьями-актерами первым начал артистический поход на Андреевский спуск, тогда еще бывший вполне заурядной киевской улицей. Там, на втором этаже автобазы №17, начал свою жизнь Театр на Подоле, который одним из первых стал хозрасчетным театром-студией.

Первые деньги заработали давая представления для украинских газовиков в Тюмени, а после этого начались гастроли в США, Великобритании и таких экзотических для украинских театров странах, как Мексика или КостаРика. Однако сказать, чтобы жизнь шла как по маслу, никак нельзя. Когда пятнадцать лет назад было принято решение о реставрации зданий театра, пришлось искать себе новое место. Нашли его в конференц-зале института «Укрпроектреставрация», где актерам пришлось самим выкапывать себе под полом гримерки.
Однако сейчас вроде бы все наладилось. Новое здание близко к завершению. Дочка-актриса, закончившая в Великобритании актерский колледж в классе самого Энтони Хопкинса, не только играет в театре, но и ведет на канале «Интер» популярную программу. А зритель охотно идет на спектакли. Вот о зрителе и о том, как привлечь его в сегодняшний театр, мы в основном с Виталием Малаховым и говорили.

— Сегодня у театра много конкурентов: кино, видео, новые формы искусства, созданные с применением компьютерных технологий. При этом, например, DVD-диск с артхаузным фильмом, получившим кучу международных пре мий, или каким-нибудь блокбастером стоит намного дешевле билета в театр. А посмотреть его можно, как правило, в более комфортных условиях, чем театральный спектакль. И к тому же не один раз. Какие у театра шансы в этой конкурентной борьбе за зрителя?

— С одной стороны, у театра очень много конкурентов, с другой — нет конкурентов вообще. Потому что театр предлагает зрителю динамичное синтетическое зрелище, где есть звук, свет, движение, литература. Все это есть и у кино. Но театр дает еще и живое человеческое общение. А поскольку с развитием цивилизации возникает все больший дефицит такого общения, мне кажется, что значение театра со временем будет только возрастать.

Это похоже на увеличившийся в последнее время интерес к спортивным состязаниям. Ведь можно смотреть футбол дома, но люди идут на стадион, потому что там возникает некая коллективная энергия (мысль, эмоция). То же самое происходит и в театре. Ручаюсь, что 98% комедий, которые в театре смотрятся на «пуповом» смехе, при просмотре на домашнем видео такой реакции не вызовут. А высочайшим классом я считаю момент, когда в театральном зале возникает совместная — актеров и зрителей — пауза.

Конечно, по количеству зрителей театру трудно спорить с кино или эстрадой. Но и тут не все так просто. Помню, что во времена моей молодости фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублев» вышел в прокат одновременно с мюзиклом «Пусть говорят» (испано-аргентинский фильм, главную роль в котором сыграл очень популярный тогда испанский певец Рафаэль — «Эксперт»). На «Рублева» приходило человек 30–50 максимум. А «Пусть говорят» собирал полные залы. Но фильмы Тарковского до сих пор смотрят и будут смотреть еще очень долго. А кто помнит сейчас «Пусть говорят»?  

— Раз уж мы заговорили о резонансе, ставя тот или иной спектакль, «подгоняете» ли вы его под какую-то определенную категорию зрителей?

— Если честно, я делаю спектакли для самого себя. Но я живу в обществе, езжу в том же транспорте, что и мои зрители, хожу в те же магазины, куда ходят они. И поэтому смею надеяться: то, что интересно мне, может быть интересно и окружающим меня людям. Правда, я очень боюсь премьер: а вдруг выяснится, что мой новый спектакль никому, кроме меня, не интересен?

— Но пока, насколько я знаю, такого не случалось.

— Да, и я очень рад, что у нас даже на такие «стариковские» спектакли, как «В степях Украины» (пьеса классика украинской советской драматургии Александра Корнейчука. — «Эксперт») вдруг начинает валить молодежь. Десятиклассники одного из лицеев заказывают билеты на чеховского «Дядю Ваню», пьесу Луиджи Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора», написанную еще в 1921 году. Значит, то, что интересно моему поколению, интересно и молодежи.

— А есть ли у вас своя постоянная аудитория?

— Да, конечно. Многие зрители посещают все наши премьеры. Есть и такие, которые приходят на один и тот же спектакль по три раза. Что касается конкуренции, когда на Андреевском спуске открывались другие театры, я им помогал. Мне говорили: «Что ты делаешь? Ведь они будут работать рядом и оттягивать на себя твоего зрителя». Ерунда! На Бродвее работают рядом сорок театров. И это очень хорошо, потому что люди, которые туда приезжают, знают, что обязательно попадут в театр. И если даже не будет билетов именно в тот театр, куда они рассчитывали попасть, они пойдут в другой. Так, кстати, бывает очень часто.
Мы сейчас поставили спектакль о Марии Каллас. Там ее спрашивают о соперницах, а она отвечает, мол, о каких соперницах можно говорить, если они не умеют делать то, что умеешь ты. Она, конечно, большая зазнайка была, но в чем-то и права. Это и к театру относится. Кто-то из режиссеров умеет лучше других делать одно, кто-то — другое. А выбор — за зрителем. Есть, конечно, и другие факторы. Многие московские театры, которые сюда приезжают, популярны прежде всего бла годаря тому, что их актеры стали кинозвездами.Хороший театр, как и хорошее кино, — это долгоиграющее искусство. Резонанс от одного спектакля, конечно, меньше, чем от концерта заезжей эстрадной звезды. Но звезда дает один концерт за год, а спектакль идет как минимум три раза в месяц

— Раз уж мы заговорили о Москве, надо честно признать, что по степени общественного интереса к театру российская столица намного опережает Киев. Почему?

—Хотя в Москве театров намного больше, чем у нас, хороших спектаклей там столько же, сколько и в Киеве. Хороший спектакль редкость и там. Другое дело, что в Москве намного больше критиков и журналистов, которые пишут и снимают телесюжеты о театрах. Это и создает общественный интерес. К тому же на Москву очень много лет работал фактор столицы СССР. Вы посмотрите, сколько там в театрах работает успешных украинцев, начиная с того же Романа Виктюка. Хотя, конечно, сработало и правило, что нет пророка в своем отечестве.

— Что сегодня в первую очередь важно для того, чтобы привлечь в украин ский театр зрителей? Режиссура? Драматургия? Актеры?

— Очень важна актерская популярность. Я рад, когда мои актеры снимаются на телевидении, и создаю им для этого все условия. Потому что так, как раскручивает телевидение, их не раскрутит никто. Второе условие — это качественный спектакль. Самыми популярными сегодня жанрами являются мелодрамы и комедии. Они не должны быть очень заумными. Как говорил Жан Габен: «Сюжет, сюжет и еще раз сюжет». Желательно, чтобы спектакли были актуальными, но не до вульгарности, с какими-то банальными намеками на реальных людей. Важно качество литературной основы спектакля. При всех недостатках советской власти она все-таки воспитала вкус к литературе, и зритель разбирается в ней очень хорошо. Ну а дальше важно все — режиссура, актерская игра, свет, звук. Еще зрителю нравится, когда он видит серьезное отношение к делу. Тогда он начинает тебе доверять.

— Каковы сегодня главные проблемы украинского театра?

— Первая — в отсутствии театральных продюсеров. Я даже не представляю себе, как ее на сегодняшний день решать, потому что молодежь любит быстрые деньги и поэтому предпочитает работать в рекламных агентствах, организовывать корпоративные вечеринки и т. д. Театром занимаются те, кто любит театр. Вторая проблема — отсутствие новых драматургов. А отсутствуют они потому, что нет педагогов и нет школы — по большому счету, Украина и раньше не была сильна театральной драматургией. Поэтому я пытаюсь сегодня организовать проведение здесь мастер-классов с известными зарубежными драматургами: россиянином Борисом Акуниным, сербом Милорадом Павичем, британцами Томом Стоппардом и Кэрил Черчилл. Если бы можно было «вырвать» сюда Дарио Фо (итальянский драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе 1997 года — «Эксперт»). Думаю, что в сентябре мне удастся привезти в Киев трех человек. Но на все не хватает рук. Это большая организационная работа, которой должен кто-то заниматься. К примеру, театральные продюсеры, которых нет.

Следующая проблема украинского театра — нехватка молодых режиссеров. А вот хороших актеров, как мне кажется, у нас хватает. Потому что в Украине вообще много органичных и темпераментных людей. Что касается актерской школы, здесь уже есть некоторые проблемы. Но как их решать на уровне всей системы нашего театрального образования, я не знаю. Зато знаю, как их решать на уровне своего театра.

— И как?

— Это секрет. Я не приглашаю сразу нескольких молодых актеров со своей новой эстетикой, потому что это чревато для театра расколом. Беру одного-двух, чтобы они могли освоиться, ассимилироваться в театре. А вот молодых режиссеров я приглашаю в театр активно. Но тут получается забавная ситуация. Приходит молодой драматург и говорит: «Я не хочу, чтобы меня ставил молодой режиссер. И не хочу, чтобы в моем спектакле играли молодые актеры». А молодые актеры заявляют: «Мы не хотим работать с молодым режиссером, мы хотим работать с вами. И мы не хотим играть в новых пьесах». И молодые режиссеры не хотят ставить молодых драматургов.

— Сколько новых спектаклей нужно ставить ежегодно, чтобы привлечь в театр как можно больше зрителей?

— Четыре-пять.

— Одну премьерную постановку вам, как и другим киевским театрам, финансируют городские власти. А как вы ищете деньги на остальные?

— Сейчас с этим чуть-чуть легче. У нас уже есть постоянные партнеры. Например, к открытию нового театрального здания мы будем ставить «Дни Турбиных» или «Белую гвардию» при финансовой поддержке Альфа-Банка. Планируем осуществить еще один проект при помощи ТМ «Инкерман».

У нас есть спектакль, который финансирует одесское предприятие. Для спонсоров театр привлекателен тем, что дает возможность получить или закрепить имидж покровителя серьезного искусства. Я считаю, что между нами и спонсорами существуют партнерские взаимовыгодные отношения. Стоять с протянутой рукой и просить дать мне денег я не буду. Считается, что у театра, помимо государственных дотаций, три классических источника финансирования: продажа билетов, реклама, спонсоры. И мне лестно, что в здании на Андреевском спуске билеты проданы на месяц вперед. И здесь, в помещении на Контрактовой площади, с некоторыми спектаклями такая же ситуация. А ведь мы играем двадцать спектаклей в месяц, собирая за год десятки тысяч зрителей.

— Но билеты-то у вас, если сравнивать с ценами vip-гастролеров, дешевые?

— Сравнительно дешевые. На Андреевском спуске мы повышаем цены и повысим еще. Но тут должно соблюдаться правильное соотношение цена—качество. В этот зал (на Контрактовой площади — «Эксперт») без туалета и гардероба нельзя продавать билеты по 70–100 гривен. Я когда-то даже позиционировал этот зал как антибуржуазный. Хотя я всегда говорю, что, финансируя театры, государство дотирует не нас, а зрителя. Если бы мы брали за билеты те деньги, которые стоит спектакль, то могли бы жить нормально. Но большинство украинских любителей театра пока не могут позволить себе дорогие билеты.

— Вы — художественный руководитель не только Театра на Подоле, но и киевского булгаковского театрального фестиваля. Ездили на самые престижные в европейской табели о рангах театральные фестивали в Авиньоне и Эдинбурге. А может ли Киев стать городом театральных фестивалей?

— Может. У меня, к примеру, в этом году уже достаточно много предложений по поводу булгаковского фестиваля. Но, к сожалению, у нас до сих пор не существует законодательной базы, серьезно стимулирующей меценатство и спонсорство.

— Что дают вам Авиньон и Эдинбург как театральному режиссеру?

— Там есть очень хорошие спектакли, на которых я учусь. Но самое большое, что дают эти фестивали, — чувство самоуважения. Понимаешь, что ты ничуть не хуже остальных и являешься полноправным участником мирового театрального процесса.

Скажем, на всю Великобританию можно назвать три безоговорочно авторитетных театра, да и у них далеко не всегда получаются хорошие спектакли. То же самое происходит и на этих фестивалях. Очень много «чернухи», очень много нарочито непонятного. В булгаковском «Мольере» есть сцена, где он говорит слуге: «Не унижайся, Бутон». Мне кажется, что в украинском театре это чувство самоуничижения немного присутствует. Нужно иметь чувство собственного достоинства, но и не кичиться собой. Вот такое у меня остается впечатление от этих знаменитых международных театральных фестивалей.

— Не было ли у вас соблазна поставить, скажем так, экспериментальный спектакль?

— Знаете, есть кондитерская фабрика, и есть научно-исследовательский институт пищевой промышленности. Так вот мы — фабрика. А экспериментальный театр — это научно-исследовательский институт. Его должны посещать в первую очередь специалисты. Для них нужно устраивать мастер-классы, куда бы и я с интересом пришел. Ставить экспериментальные спектакли для широкого зрителя? Мне кажется, в этом есть много придуманного, ненастоящего. Помните, у Джерома в его романе «Трое в лодке, не считая собаки» герои-англичане попали во французский клуб и, чтобы выпить там чаю с кексами, придумали, что они — специалисты по французской литературе, хотя не понимали по-французски ни единого слова? После трапезы им решили показать любительский спектакль, и они, чтобы не попасть впросак, просто повторяли за остальными зрителями их реакцию на происходящее на сцене. Но потом один из них придумал улыбаться и хихикать тогда, когда другие этому не улыбались и не хихикали. Тем самым он демонстрировал, что улавливал некие незаметные для других нюансы. Мне кажется, что многие так называемые экспериментальные спектакли проходят по тому же принципу.